Хвалова стукнула сообщника с размаху кулачком:

– Да перестань ты ныть. Давай в машину снова, объезжай вокруг дома, потом обыщи двор. Я вдоль дороги пойду. Он не мог далеко уйти. Не мог!

Но Сладкевич в панике схватил ее за запястье:

– Надо валить быстрее! Быстрее. Гуров сейчас вызовет ментов, нас будут искать. Я же тебе говорил!

Надежда вцепилась сильными пальцами ему в отвороты куртки и тряхнула что было силы:

– Да он наверняка лежит без сознания сейчас где-нибудь неподалеку. Ты просто трус! Он не сможет после удара по голове, и не первого, как ты помнишь, далеко уйти.

– Если нет, если нет? Надо бежать прямо сейчас. – Павел в ужасе выхватил телефон и швырнул его в кусты. – Нас выследят по сигналу телефона. Быстрее, бери все ценное – и валим отсюда.

Он схватил женщину за руку и потащил обратно к дому. Та переругивалась с ним:

– Но Сережа, что с ним? – и все же прибавляла и прибавляла шаг, подчиняясь охватывающей панике.

Они шли быстрее, ругаясь на ходу, а Гуров с каждым метром дышал свободнее. Они спасены! Внезапно он понял, что Сережа свернулся в комочек рядом с ним и трясется в беззвучных рыданиях. Опер положил руку ему на плечо, мальчик поднял мокрое от слез лицо и прошептал горько:

– Она бросила меня, мама меня бросила.

Лев возразил:

– Ты ведь и сам не хотел возвращаться.

Сережа сел и обхватил себя руками, сдерживая дрожь во всем теле. На лице, еще несколько часов назад детском и открытом, теперь лежала тяжелая печать мрачного разочарования. В этот момент он выглядел совсем взрослым и был абсолютной копией отца. Гуров, когда принес куртку, забытую в приюте, сразу увидел его сходство с Сергеем, особенно в болезненной гримасе от крика Надежды. Сквозь всхлипы мальчик выдавил:

– Я хотел, я думал, что вы сможете отвести меня к папе. Я не хотел уезжать. Я не хотел, чтобы родители жили отдельно. Папа звонил мне часто и обещал, что скоро вернется. Я ждал его каждый день. Даже в приюте ждал, что меня заберет отец, потому что я знаю – он меня любит? и я ему нужен. Мама любит только деньги, я ей не нужен, не нужен, я всегда знал.

Гуров обнял его за плечи и присел рядом. Он уже никуда не спешил, через пару сотен метров горели огоньки круглосуточного магазина. Ему достаточно будет десяти минут, чтобы этот город взяли в кольцо и перехватили испуганных беглецов. Куда важнее было теперь разделить взрослое горе маленького мальчика, его бесконечную потерю.

Дождавшись, когда Сережа затихнет после приступа плача, опер спросил:

– Почему ты мне помог?

Этот вопрос он так хотел задать его отцу, и теперь точная копия Сергея Афанасьева, с таким же недоумением и растерянностью на лице, дала, наконец, ему ответ:

– Неправильно убивать людей, так нельзя. Я не хотел, чтобы мама попала в тюрьму. Это все этот полицейский, дядя Паша. С тех пор как он стал приезжать к нам в гости, мама стала такой злой. Она постоянно кричала на меня, уезжала куда-то надолго, приезжала вся грязная и очень поздно. Она думала, что я не видел ничего, но я не спал. Раньше она говорила, что мы снова будем жить вместе с папой, просто переедем в другой город, – мальчишка тяжело вздохнул. – Я знаю, что говорят про моего отца. Что он обманывал женщин, убивал их, отнимал их деньги. Мама меня даже в другую школу перевела, а потом вообще на домашнее обучение, чтобы в школе никто не догадался и не издевался надо мной. Только я не верю, это ошибка. Мой папа не такой, он очень, очень добрый. Он все для меня делал, купил компьютер, ролики и телефон, велик. Он очень хороший, хотя мама его теперь и ругает. Она постоянно повторяет, что я весь в отца. Разве это плохо?

Лев потрепал мальчика по плечу:

– Ты поэтому оставил себе его фамилию? Она была написана на джинсовой куртке, которую я тебе вернул. Я даже не сразу понял, что она твоя. Сергей Афанасьев.

Сережа кивнул. Гуров крепче обнял его:

– Твой отец – хороший человек, как и ты. Он спас меня от смерти, а теперь второй раз ты спас. Просто он немного ошибся, так бывает со взрослыми. Мы делаем ошибки, главное – потом их вовремя исправить.

Тот вздрогнул всем телом:

– Они говорили правду в той комнате? Мама и дядя Паша? Про убийства и что… что… мой отец… он… – он не в силах был выговорить правду, которая горьким комком встала в горле.

И за него это пришлось сделать Льву Гурову, как бы страшно и больно ни было сейчас этому резко повзрослевшему ребенку, и все же он имел право знать правду о своем отце. Чтобы не сделать те же ошибки, исправить то, что испортили взрослые своими поступками.

Опер крепко обнял мальчика, так что стриженая макушка почти скрылась под его ладонью. И с трудом произнес:

– Мне очень жаль, твой отец мертв. Он ни в чем не виноват. Я докажу это, ты сможешь с гордостью носить его имя.

Трясущимися губами мальчик прошептал:

– Я вам верю, – и вдруг собрался, снова мгновенно стал взрослым, задавив свое горе глубоко внутрь. – Нам надо спускаться. Идемте вызывать полицию.

Они, помогая друг другу, спустились тем же путем и снова зашагали по пустой дороге. Лев Гуров старался шагать медленнее, чтобы Сережа успевал за ним в такт. Ноги отсчитывали шаги до желтых окон магазина, грудь теперь дышала легко и свободно, а в руке лежала доверчиво теплая детская ладошка.

Петля для сыщика

Пролог

Уже